— Судя по виду, он глуп как пробка, — проворчал Камиль.
Ни с того ни с сего ей пришла на ум фраза, слышанная когда-то давно: «Если видишь одну крысу — значит, поблизости как минимум десять». Сейчас их было семь. Они постоянно дрались за право перемещаться по веревке, но прежде всего — за сухой корм. Как ни странно, наиболее прожорливыми оказались не самые крупные. Те, кажется, были в первую очередь стратегами. Особенно две из них. Не обращая никакого внимания на крики и проклятия Алекс, они долго неподвижно сидели на крышке клетки. Наибольший ужас и отвращение она чувствовала, когда они вставали на задние лапки и начинали принюхиваться, поводя усами. Они были громадны, чудовищны. Постепенно некоторые крысы расхрабрились, очевидно догадываясь, что она не представляет для них серьезной опасности. В сумерках одна из них, среднего размера, попыталась перелезть через кого-то из своих собратьев и, провалившись в щель клетки, шлепнулась прямо на спину пленницы. Это вызвало у Алекс такое отвращение, что она снова закричала, отчего испуганные крысы разбежались и на какое-то время притихли. Но совсем ненадолго. Вскоре они собрались снова, тесно прижавшись друг к другу, образуя сплоченную массу. Одна крыса, кажется самая молодая, наглая и любопытная, наконец осмелилась подобраться к ней почти вплотную, чтобы обнюхать. Алекс отодвигалась, отодвигалась, крыса безостановочно перемещалась за ней и попятилась лишь тогда, когда Алекс завопила во всю мощь своих легких.
Трарье не приходил уже очень давно, дня два или три, может быть, больше. Начинался какой-то очередной день — если бы она только знала, какое сегодня число, сколько времени… Но все равно странно, что он не появлялся, — он пропустил уже два или три своих ежедневных визита… Сильнее всего Алекс беспокоило то, что у нее почти не оставалось воды. Она всеми силами старалась экономить воду, и, к счастью, у нее пока еще оставалось почти полбутылки — вчера она почти не пила. Она надеялась и на то, что ее тюремщик пополнит запасы корма — когда его достаточно, крысы относительно спокойны. Но сейчас они начинали нервничать, все более заметно проявляя нетерпение.
Парадоксально, но Алекс боялась, что Трарье больше не придет, что он бросил ее тут одну, запертую в клетке, чтобы она умерла от голода и жажды, под пристальными взглядами крыс — те, конечно, не замедлят подобраться ближе… Самые большие крысы уже поглядывали на нее достаточно красноречиво — у них, очевидно, сложились вполне определенные намерения по отношению к ней.
С тех пор как появилась самая первая крыса, не проходило и пяти минут без того, чтобы та или другая не забиралась на клетку или не ползла по веревке к корзине, убеждаясь, что корма там больше нет.
Некоторые, сидя в раскачанной собственными усилиями плетеной корзине, внимательно поглядывали на Алекс.
Семь утра.
Комиссар Ле-Гуэн отвел Камиля в сторону и вполголоса сказал:
— Ну что, на сей раз ты виртуозно сработал. Будешь продолжать в том же духе?
Камиль ничего не обещал.
— Значит, договорились, — удовлетворенно сказал Ле-Гуэн.
В самом деле, по прибытии судьи Видара Камиль не смог удержаться и, войдя почти сразу вслед за ним в кабинет шефа, предъявил увеличенные фотографии, найденные в мобильном телефоне Трарье.
— Кажется, вам хотелось увидеть жертву, господин судья, — ну так вот, смотрите. Во всех ракурсах.
В увеличенном и распечатанном виде фотографии производили еще более жуткое впечатление — они казались кадрами из какого-то любительского порнофильма в жанре садомазо. Вот на одной — почти безумный взгляд женщины из узкой горизонтальной щели между неплотно прилегающими друг к другу поперечными досками, ее скорченное, будто изломанное тело, упирающаяся в крышку ящика-клетки голова, хорошо различимые на переднем плане руки с обломанными ногтями, покрытыми засохшей кровью, — без сомнения, она царапала доски… Вот на другой — снова руки крупным планом, вцепившиеся в пластиковую бутылку с водой, слишком большую, чтобы пролезть в щели клетки… Глядя на это, легко представить, как женщина пьет из горсти, с жадностью человека, потерпевшего кораблекрушение и спасенного лишь много времени спустя. Ее конечно же ни разу не выпустили из этой клетки — на теле заметны следы рвоты и испражнений. Под этой грязью виднелись синяки и кровоподтеки — ее мучили, избивали, скорее всего, изнасиловали… Тем более удивительно, что она еще жива. Никто даже не решался представить себе, что ее ждет.
Однако, несмотря на неожиданное и отчасти провокационное появление Камиля с этими фотографиями, судья Видар оставался невозмутим, внимательно разглядывая их одну за другой.
Все присутствующие хранили молчание. Все — иными словами, помимо вышеназванных, Арман, Луи и еще шесть человек из тех, кто занимался этим делом, — их срочно вызвал Ле-Гуэн, буквально вытащив из постели среди ночи.
Судья Видар ходил вдоль стола, на котором лежали фотографии. Лицо его оставалось спокойным и серьезным, словно у его предка-госсекретаря, открывающего какую-нибудь выставку. Мелкий пафосный мудак с мудацкими же идеями, думал про себя Камиль. Мудак, но далеко не трус — у судьи хватило духу повернуться к нему.
— Майор Верховен, — сказал он, — вы оспариваете мое решение о вторжении в жилище Трарье, а я, в свою очередь, оспариваю всю вашу манеру ведения этого расследования с самого начала.
Едва Камиль успел открыть рот, судья остановил его, подняв руку с обращенной к нему раскрытой ладонью: