Алекс - Страница 43

25

Вскрытие началось в среду, в час ночи. Камиль присутствовал на нем, Луи тоже.

Ле-Гуэн, как всегда, опаздывал, и, когда он наконец появился в Институте судебной медицины, картина в основном уже прояснилась. По всей вероятности, речь действительно шла о Паскале Трарье. Все совпадало: возраст, рост, волосы, предполагаемая дата смерти, — не считая свидетельства бывшей соседки Натали, которая клятвенно уверяла, что узнала кеды Паскаля, хотя точно такую обувь с равным успехом могли носить еще полмиллиона человек. Предстояло сделать тест на ДНК, чтобы удостовериться окончательно, но уже очевидно, что Натали Гранже убила этого человека, предварительно нанеся ему сильный удар в область затылка чем-то вроде мотыги (все садовые инструменты, обнаруженные в небольшом сарайчике, увезли на экспертизу), — после чего размозжила ему голову лопатой.

— Видно, он ей здорово досадил, — пробормотал Камиль.

— Что-то около тридцати ударов, — сказал судмедэксперт. — Чуть позже я вам назову точное количество. Часть ударов нанесены боковой стороной лопаты, отчего создается впечатление, что их наносили затупившимся топором.

Камиль был удовлетворен. Не доволен, конечно, но удовлетворен. Общая картина вполне соответствовала тому, о чем он раньше уже догадывался. Будь тут этот засранец, судья Видар, Камиль, конечно, не удержался бы от пространного комментария, но, поскольку тут только старина Ле-Гуэн, он довольствовался лишь тем, что подмигнул шефу и вполголоса произнес, обращаясь к нему:

— Я же говорил тебе — эта девица мне не нравится.

— Что касается едкого вещества, нам еще предстоит сделать все нужные анализы, но это почти наверняка кислота, — продолжал судмедэксперт.

После того как этот тип получил тридцать ударов лопатой, его убийца, фальшивая Натали Гранже, залила ему в глотку почти целый литр кислоты. Судя по масштабам разрушения тканей — концентрированной.

— Очень концентрированной, — добавил судмедэксперт.

В результате ткани превратились в бесформенную пузырящуюся массу со скоростью, прямо пропорциональной степени концентрации.

Камиль первым решился вслух задать вопрос, который не давал покоя остальным с того самого момента, как они обнаружили тело:

— В тот момент, когда она залила кислоту, Трарье был жив или уже мертв?

Он знал, что на такой вопрос почти всегда следует стандартный ответ: надо подождать, пока будут готовы результаты анализов. Но на сей раз судмедэксперт ответил без всяких околичностей:

— Судя по отметинам на теле, особенно четким на запястьях, этого человека предварительно связали.

Какое-то время все молчали, переваривая эту информацию.

— Хотите знать мое мнение? — спросил судмедэксперт.

Разумеется, никто особо не горел желанием знать его мнение, но именно это и побудило его высказаться:

— Я думаю, что сначала ему нанесли удар по затылку, затем связали и залили в рот кислоту. И уже потом убийца нанес ему множество ударов лопатой, чтобы прикончить. То есть до последнего момента он был жив.

Как ни печально это признать, для полицейских правота либо неправота эксперта в данном вопросе пока мало что значила. В отличие от жертвы.

— И присяжных. — Это Камиль произнес уже вслух.

Вечная проблема с Камилем заключалась в том, что он не отступал. Никогда. Если уж он что-то вбивал себе в голову… Ле-Гуэн однажды сказал ему:

— Ну ты и упертый! Даже фокстерьер иногда соображает, что надо сдать назад!

— Очень изящное сравнение, — хмыкнул Камиль. — Ну хоть не с бассетом сравнил и не с карликовым пуделем. Спасибо и на том.

Будь на месте Ле-Гуэна кто-то другой, дело вполне могло бы кончиться дуэлью.

Вот и сейчас всем своим видом Камиль ясно показывал, что не собирается сдаваться. Начиная со вчерашнего дня Ле-Гуэн замечал в нем перепады настроения: порой он казался озабоченным, порой словно бы молча торжествовал победу. Они несколько раз пересекались в коридорах, Камиль едва здоровался; потом, через пару часов, прошедших с момента последней встречи, он без приглашения вошел в кабинет Ле-Гуэна и какое-то время маялся, ничего не говоря и не решаясь уйти, — он как будто раздумывал, стоит ли сообщить комиссару то, с чем он пришел, и наконец, не сказав ни слова, вышел, хотя и с явным сожалением, напоследок бросив на шефа взгляд, в котором сквозила горечь. Однако Ле-Гуэн проявил терпение. В очередной раз они столкнулись в туалете (стоя рядом у соседних писсуаров, они являли собой впечатляющее зрелище) — и Ле-Гуэн сказал только: «В любое удобное для тебя время» — что можно перевести и как: «Я собрался с силами и теперь в состоянии дать отпор».

И вот они сидят за столом на террасе кафе, ожидая заказанного ланча. Камиль демонстративно отключил мобильник и положил его перед собой на стол, давая понять, что полностью сосредоточился на предстоящем разговоре. Присутствовали все четверо — Камиль, Ле-Гуэн, Арман и Луи. После недавней грозы небо расчистилось, снова стало тепло. Арман до дна осушил заказанную кружку пива и тут же на всякий случай заказал еще чипсов и оливок — за счет того, кому предстояло расплачиваться за всех.

— Эта девушка — убийца, Жан, — произнес Камиль.

— Может быть, — кивнул Ле-Гуэн. — Но все же подождем результатов анализов. На данный момент действует презумпция невиновности, и ты это знаешь не хуже меня.

— Довольно шаткая презумпция, прямо скажем.

— Даже если ты и прав — что это меняет?

С этими словами Ле-Гуэн повернулся к Луи, призывая его в свидетели. Ситуация щекотливая, но Луи — молодой человек из влиятельной семьи, который обучался в лучших коллежах, имел одного дядю архиепископа, а другого — депутата от крайне правой партии; иначе говоря, с юных лет умел отделять моральные соображения от практических. К тому же в начальных классах он учился у иезуитов. Иными словами, по части дипломатии ему нет равных.