Алекс повезло — и это везение, скорее всего, спасло ей жизнь, — в тот момент, когда веревка порвалась, один из углов покосившейся клетки был направлен вниз. Не отрывая застывшего взгляда от веревки, Алекс видела, как последние уцелевшие волокна рвутся одно за другим — казалось, веревка корчится от боли, — и вот в какой-то момент клетка полетела вниз. Падение было молниеносным — неудивительно, учитывая вес груза, — и всего через какую-то долю секунды клетка ударилась об пол. Алекс инстинктивно напрягла мышцы, чтобы хоть немного самортизировать приземление. Но удар был таким сильным, что угол клетки, казалось, вонзился в бетон. На мгновение клетка застыла в этом неустойчивом положении, затем покачнулась — и в следующий момент повалилась набок с глухим шумом, похожим на мощный вздох облегчения. Алекс отшвырнуло на крышку. Крысы, цеплявшиеся за верхние доски, разлетелись во все стороны. Две доски треснули, но окончательно не сломались.
Алекс, оглушенная падением, едва могла пошевелиться и тем более приподняться — но тут наконец ее мозг полностью осознал случившееся, и это сработало. Клетка упала. Доски треснули. Одна из них, сбоку от нее, почти раскололась пополам. Алекс чувствовала себя настолько истощенной, что поначалу даже засомневалась — удастся ли ей окончательно выломать эту доску. Но затем собралась с силами, уперлась руками и ногами в противоположные стенки и, словно для того, чтобы помочь себе, снова завопила. И ее темница не выдержала. Доска хрустнула. В первый миг Алекс показалось, что небо внезапно распахнулось перед ней во всю ширь. Возможно, нечто подобное чувствовал Моисей, когда перед ним расступились воды Красного моря.
Эта победа вызвала у нее восторг, близкий к исступлению. Ее с такой силой захлестнули эмоции — торжество, облегчение, изумление при виде того, что ее безумная стратегия все же сработала, — что вместо того, чтобы встать и как можно скорее выбраться отсюда, она продолжала сидеть в клетке, плача навзрыд и даже не пытаясь успокоиться.
Наконец мозг послал ей очередной настойчивый сигнал. Уходить. Быстро. Крысы, конечно, сейчас не осмелятся приблизиться к ней — но Трарье? То, что он не появлялся в последнее время, еще ничего не значит — даже несмотря на ее предчувствия. Может быть, он явится с минуты на минуту.
Итак, нужно встать, одеться и выбираться отсюда. Быстрей, быстрей!
Алекс попробовала разогнуться. Она надеялась, что почувствует облегчение, но это обернулось пыткой. Все тело было словно парализовано. Невозможно встать, вытянуть ноги, опереться на руки, принять устойчивое положение. Она превратилась в сплошной комок окаменевших мускулов. У нее больше не оставалось сил.
Только для того, чтобы подняться на колени, ей понадобилось не меньше двух минут. Это оказалось невероятно мучительно. Алекс плакала от боли и беспомощности, кричала, с силой колотила сжатыми кулаками по доскам клетки. Но истощение лишило ее сил, она снова упала и сжалась на полу — заледеневшая, обессиленная, неподвижная.
Сколько мужества и силы воли ей понадобилось, чтобы возобновить усилия и мало-помалу распрямить застывшие конечности, пусть и с громкими проклятиями и чудовищным трудом, которого требовало любое, самое простое движение, — приподняться, разогнуть спину, вытянуть шею… Разыгралась настоящая битва — между Алекс умирающей и Алекс живой. И тело понемногу пробуждалось, словно в муках рождаясь на свет заново. Наконец ей удалось встать на четвереньки, а затем потихоньку, сантиметр за сантиметром передвигая ноги, выбраться из клетки. Она сильно ударилась об пол, но тут же с огромным наслаждением прижалась щекой к холодному влажному бетону и снова зарыдала.
Через несколько минут она, по-прежнему передвигаясь на четвереньках, подняла с пола какую-то тряпку и набросила ее на плечи. Затем доползла до бутылок с водой, схватила одну из них и, открыв, выпила сразу почти все содержимое. Переведя дыхание, она легла на пол и вытянулась на спине, Много (сколько?) дней подряд она ждала этого момента, много дней смирялась с мыслью о том, что никогда его не дождется. Вот так бы и лежать, хоть до самого конца света, чувствуя, как постепенно возобновляется ток крови, оживают мускулы, приходят в движение связки… Даже несмотря на то, что все эти процессы были мучительными. Нечто подобное, должно быть, происходит с замерзшими альпинистами, когда их возвращают к жизни.
Мозг, который тоже потихоньку оттаивал, снова послал сигнал: а если тот человек вернется? Нужно уходить отсюда! Быстрей!
Алекс проверила свои вещи — всё оказалось на месте. Одежда, сумочка с деньгами и документами и даже парик, который был на ней в тот вечер и который похититель бросил в одну кучу со всем остальным. Он ничего не взял. Ему нужна была только ее жизнь — точнее, ее смерть. Перебирая вещи дрожащими от слабости руками, Алекс не переставая оглядывалась по сторонам. Она понимала, что ей стоило бы найти какой-то предмет, который послужил бы оружием, если тот человек неожиданно вернется. На полу валялось много всякого хлама, и, рассмотрев его подробнее, она выбрала небольшой ломик с раздвоенным концом. Похоже, он предназначался для вскрытия ящиков. Зачем похититель принес его сюда? Собирался открыть клетку после того, как жертва умрет? Чтобы ее похоронить?.. Алекс положила ломик рядом с собой. Она даже не сознавала до конца всей безысходности ситуации. Если Трарье вернется, у нее вряд ли хватит сил даже поднять свое орудие, не говоря уже о том, чтобы им воспользоваться.
Она уже собиралась одеться, как вдруг впервые обратила внимание на свой собственный запах — отвратительную смесь мочи, рвоты и дерьма. Ее дыхание было зловонным, как у гиены-падальщицы. Она открыла бутылку с водой, потом еще одну и принялась лить воду на себя, смывая засохшую грязь. Руки дрожали, движения были медленными и вялыми. Наконец, кое-как вымывшись, она посильнее растерла себя каким-то покрывалом, найденным здесь же на полу, и почувствовала, как ее конечности понемногу возвращают себе гибкость. Разумеется, никакого зеркала не нашлось, и Алекс не могла увидеть, на кого она похожа. В сумочке лежало карманное зеркальце, и она уже собиралась его поискать, когда мозг послал новый сигнал — последнее предупреждение: да сваливай уже отсюда, мать твою! Пошевеливайся! Быстрей!